Россия и Иран заинтересованы в сотрудничестве в сфере промышленности, нефти и АПК, однако в настоящий момент его развитие тормозится рядом факторов. В преддверии визита в Россию президента Ирана Хасана Роухани, который ожидается в марте, торговый представитель РФ в Иране Андрей Луганский рассказал в интервью РИА Новости о том, какие соглашения могут быть подписаны в ходе визита, какую продукцию получит Иран в рамках сделки "нефть в обмен на товары", когда возобновится экспорт в страну российской пшеницы, а также почему рубль не может быть привязан к риалу.
— Андрей Васильевич, в марте состоится визит президента Ирана Хасана Роухани в РФ. Тегеран рассчитывает подписать с Москвой ряд документов в ходе этого визита. О соглашениях в каких сферах может идти речь?
— Речь идет о сферах внешнеторговой деятельности: поставках машиностроительной продукции в Иран и увеличении поставок пищевых продуктов в Россию. И будет, конечно, обсуждаться вопрос зоны свободной торговли.
— Когда соглашение о ЗСТ может быть подписано?
- Зона свободной торговли — виртуальная вещь, соглашение, которое уменьшает или отменяет взаимные таможенные пошлины, но не все, а по группам товаров. Сегодня Евразийское экономическое сообщество в составе пяти стран должно согласовать те списки товаров, по которым будут снижены или обнулены пошлины. Проблема в том, что у Ирана есть 4%, которые в обязательном порядке по закону взимаются со всего импорта. На сегодняшний день вопрос упирается в то, что иранская сторона не хочет согласовывать списки: у нас большая номенклатура товаров, у них — меньше.
Основной вопрос ЗСТ — список товаров, которые Иран будет нам поставлять и которые мы будем беспошлинно поставлять в Иран. Ирану нужно понимать, что это дорога с двусторонним движением.
Например, иранская сторона хочет начать поставлять в Россию овощи и фрукты, но российская сторона опасается, что в случае беспошлинного ввоза они создадут конкуренцию нашим производителям.
Иран же опасается, что если разрешит ввоз некоторых машиностроительных номенклатур, то мы создадим конкуренцию их производителям: "Лада" дешевле и конкурентоспособнее персидских автомобилей.
— В конце марта 2016 года Иран ввел запрет на импорт пшеницы из-за рубежа после хорошего урожая зерновых в 2015 году и высокого уровня запасов. Эти ограничения коснулись и российской пшеницы. Обсуждается ли сейчас снятие ограничений на импорт пшеницы в Иран? Ведутся ли переговоры о возобновлении поставок российской пшеницы?
— Вопрос снятия ограничений обсуждается, но здесь ситуация простая — иранское правительство пытается стимулировать производство зерновых, хотя климат не позволяет, слишком мало осадков. Эта стимуляция выражается в высоких ценах внутренней закупки — иранский фермер сдает пшеницу по колоссально высокой цене более 300 долларов за тонну. Поэтому некоторые иранские компании завозят пшеницу спекулятивно из России, из Австралии, Германии и Канады и пытаются продать как выращенную внутри, получая невероятную прибыль.
Но, на наш взгляд, иранская сторона не будет поддерживать протекционизм в этой сфере. По мнению специалистов торгпредства, Иран отпустит возможность покупки пшеницы. Впрочем, в структуре поставок пшеницы Россию практически не видно после поставок из Австралии, Канады, Германии и Казахстана. Это вопрос, который будет обсуждаться на всех уровнях.
— Несколько лет назад РФ и Иран обсуждали поставки молочной продукции, в частности сыра, из Ирана в Россию. Начались ли уже поставки?
— Поставки мизерные, их почти не видно в статистике. Молочная продукция в Иране очень качественная, так как контроль за качеством продукции осуществляют органы, которые надзирают за таким понятием, как "халяль".
Экспорт из России в Иран в десять раз больше, чем импорт: из России на 1,5 миллиарда долларов, из Ирана в Россию — на 150 миллионов. Более 80% экономики Ирана сосредоточено в руках государства. Экономика слабовата с точки зрения технологий, и им нужны наши технологии, наши самолеты, наши тяжелые грузовики, железнодорожные составляющие. В свою очередь, Иран обладает углеводородными ресурсами. Иран потребляет много нефти внутри, при этом она все равно идет на экспорт в виде продуктов нефтехимии.
Недра и добываемое сырье принадлежат государству, переработка может принадлежать частнику на 25% в качестве стимула. Иран поставляет нефть в Китай, Южную Корею, Японию, Новую Зеландию, Австралию, Европу — всего около 20 стран; в Россию поставок нет. И идея поставлять нефть в Россию, мягко говоря, не совсем экономически целесообразна, так как у нас своей нефти вполне достаточно. А найти рынки сбыта иранской нефти в третьи страны российским структурам тоже сложно.
Поэтому я считаю, что развитию отношений России и Ирана мешает "огромная бетонная стена" — государство Иран не имеет денег внутри России, потому что у нас примерно одинаковая структура экономики. Мы сырьевые державы, и те деньги, которые Иран имеет на счетах своего Центробанка по всему миру, в основном клиринговые, но не из-за санкций, а из-за структур контрактов между государством Иран с потребителями: Китаем, Кореей, Индией и так далее.
— Какие товары может поставлять Россия в Иран по программе "нефть в обмен на товары"?
— Это прежде всего товары для железных дорог Ирана. В Иране по железным дорогам перевозится всего 2-3% грузов. Парк грузовиков также старый, больше половины грузовиков старше 30 лет, они потребляют много дизеля. Структура нефтепереработки Ирана такова, что стране очень не хватает светлых нефтепродуктов, и они их закупают. То есть им приходится тратить валюту, которую они так тяжело получают от продаж нефти под санкциями. Поэтому без строительства сети железных дорог, в основном от Индийского океана в сторону Турции, иранская экономика может задохнуться.
Поэтому по программе планируются поставки рельсов, подвижного состава, локомотивов, электрификация железной дороги. Сейчас на слуху контракт, который планируется в рамках нашего российского кредита дать на электрификацию Гамсар — Инче Бурун. Они не просчитали и построили железную дорогу с крутыми подъемами и спусками, где дизеля не тянут, поэтому нужно электрифицировать. Россия будет иранцам продавать электровозы.
Если зарубежная фирма, например, приходит к персам, то обычно с таким предложением: мы можем вам разморозить 5 миллиардов евро, но если вы на эти 5 миллиардов евро заберете локомотивы или закажете у нас строительство железной дороги". А у нашей РЖД рычагов влияния нет, мы просто предлагаем им купить. То есть для покупок в России надо искать деньги. Ни Южная Корея, ни Индия, ни
Германия никогда не отдадут в конвертацию свои валюты, так как это будет нарушать внешнеторговый баланс стран-потребителей иранской нефти: нефть как товар пришла в страну, и выйти из страны должен товар, а не валюта третьих стран.
— Решены ли все вопросы, чтобы началась реализация проекта по электрификации железнодорожной линии Гармсар — Инче Бурун?
— С российской стороны абсолютно все сделано. Сейчас деньги одобрены, Минфин этот транш (Гармсар — Инче Бурун) одобрил. С иранской стороны есть технические вопросы, связанные с тем, какое количество работ на месте будет отдано иранцам, но это семимильными шагами преодолевается. Я думаю, в этом году обязательно уже начнется электрификация.
— По этой нефтяной программе часть денег Россия будет получать в валюте, это будет 50/50?
— Да, планировалось 50/50 по соглашению. Пока эта программа остается юридически жива, но не удается найти те страны, третьи страны, которые бы забрали у россиян иранскую нефть. Иранцы сами торгуют, но на свои рынки нас не приглашают.
Те 50%, которые пойдут из России, — это железнодорожная тематика, большие грузовики, под ними я подразумеваю и наши автобусы, авиационная промышленность (оборудование для аэродромов, сами самолеты).
Когда в 2016 году Россия хотела продать Ирану некоторые самолеты, ТУ-204, обсуждался Суперджет, в Иране начали появляться статьи о том, что наша авиация не очень надежна, что есть катастрофы и так далее.
Нам приходится всюду напоминать, что Россия — единственная страна, у которой есть серийные самолеты, которые ни разу не потерпели катастрофу. Ни один авиационный производитель не может похвастаться таким успехом. У нас ИЛ-86, ИЛ-96 ни разу не потерпели катастрофу.
— По сделке "нефть в обмен на товары" по объему планировалось продавать 100 тысяч баррелей в сутки. Новак считал, что это порядка 5 миллионов тонн нефти в год. Объем поставок товаров и их стоимость понятна?
— Сейчас общую стоимость товаров по программе можно оценить в 45 миллиардов долларов. Если какой-то мировой регион начнет брать из российских рук иранскую нефть и программа заработает в полном объеме, то все 50%, которые должны будут быть наполнены российским товаром, будут наполнены моментально. Иранские нужды к российской промышленности очень велики.
— В ходе российско-иранской межправительственной комиссии представители Ирана сообщали, что в перспективе намерены довести товарооборот до 10 миллиардов долларов в год. Каков, на ваш взгляд, потенциал товарооборота в нефтегазовой сфере?
— Конституция Ирана предусматривает запрет на передачу недр и продуктов недр иностранным компаниям. Поэтому на сегодняшний день возможны только сервисные контракты, то есть по строительству, обслуживанию скважин.
Если объяснять на пальцах, то когда вы идете на сервисный контракт, этот контракт стоит, например, миллион долларов. А если мы эту же скважину возьмем в аренду, как в Сирии например, то мы постараемся, чтобы эта скважина была не только отремонтирована, чтобы она дала нефти на 3-4 миллиона долларов. Тогда мы посчитаем, что вместо одного миллиона сервисного, мы выиграем 2 миллиона. В этом принципиальное отличие. В Иране пока это невозможно, потому что все, что мы добыли, должны отдать государству.
— Осенью Иран хотел презентовать нефтяной контракт российским компаниям, но пока не презентовал. В чем трудность?
— Хотели предложить buy-back, и то не предложили. При buy-back мы покупаем иранскую компанию, она начинает разрабатывать месторождения, а потом иранцы постепенно выкупают компанию.
Слишком большие сроки buy-back, поэтому они нас не устраивают.
Продукция не может принадлежать иностранцам, поэтому иностранцев здесь пока нет.
— То есть каких-то принципиально новых предложений от этого типа контракта ожидать не стоит?
— На наш взгляд, не стоит. Это могут быть только завуалированные сервисные контракты.
— Какие перспективные проекты в этой сфере между Россией и Ираном вы видите?
— Перспектив много, но все эти контракты идут в ряду остальных тендерных предложений от компаний всего мира — от американских до китайских.
— Первый вице-президент РЖД Александр Мишарин летом 2016 года сообщал, что Иран планирует закупить у СП российской "Синары" и немецкого Siemens, которое расположено в РФ, несколько десятков грузовых локомотивов. Будет ли Иран покупать российские локомотивы?
— Siemens сейчас имеет возможность предложить колоссальный кредит из тех денег, которые, в соответствии с санкциями, пока еще заморожены в США и Европе, поэтому у Siemens есть преференция. В соответствии с санкциями конгресса около 800 тысяч баррелей в день Иран имеет право продавать на мировой рынок, в том числе и в Европу. То есть у Ирана в Европе деньги были, есть и будут. А в России — нет. Основная проблема — это то, что иранцам с нашими производителями нечем расплачиваться.
Однако выход из экономической ситуации есть. Российская экономика может позволить себе покупать российские товары группы В, и не только В. Например, в 2014 году объем зарегистрированных поставок из Китая составил около 100 миллиардов долларов. У Ирана в Китае есть деньги. Китай разрешает Ирану расходовать только внутри своей страны. Почему бы на политическом уровне не решить вопрос об увеличении сегодня поставок китайской продукции в Россию за иранские деньги? Тогда насколько иранцы проплатят товаров, которые шли и будут идти в Россию, ровно настолько смогут закупить у нас, к примеру, локомотивов. Это единственный путь, который может развязать наши торгово-экономические отношения.
Вы говорите о потенциале в 10 миллиардов долларов. В торгпредстве есть документы на 45 миллиардов долларов закупок машиностроительной отрасли из России в Иран. По мнению господина посла Санаи, эти закупки могут превысить 150 миллиардов долларов. Промышленность России и наш технологический потенциал способен сделать из промышленности Ирана совершенно другую промышленность, которая не пыталась бы что-либо закупать, а сама бы производила.
Иран мог бы покупать непосредственно технологии. Россия готова давать не только самолеты, но и технологии производства самолета МС-21. Иранцам он нужен.
— Вы говорите, что наиболее остро стоит вопрос о финансировании. На какой стадии сейчас находится идея создания совместного банка?
— Исходя из структуры иранских банков, для частного бизнеса большой проблемы санкции не составляют. Даже в разгар самых жестких санкций, например в 2011 году, у пяти иранских банков не был отключен SWIFT. Очень помогает близкое присутствие ОАЭ к Ирану, чтобы торговать.
Проблема расчетов — это не проблема движения денег. Если выгодно, коммерсанты все равно оплатят.
Те банки, которые сегодня не боятся санкций Конгресса США и работают с Ираном, берут очень большой процент — до 15% за транзакцию. Если использовать соседние страны — ОАЭ, Армению, Индию, — все транзакции становятся дешевле. Основная проблема — это проблема финансирования. Того, что государственные деньги Ирана находятся в Центробанке, который не является регулятором. У этого банка нет денег в России.
Россия сегодня не может себе позволить напрямую привязать риал к рублю до тех пор, пока в Иране существует два курса — государственный и базарный. Причем базарный применяется для расчетов с физическими лицами и не является легитимным. Если мы привяжем риал к рублю, появится опасность дополнительного ослабления рубля к другим валютам. Рубль сегодня свободно конвертируемая валюта, а риал — нет, они не могут быть связаны.
В 1979 году, когда произошла революция, в стране было провозглашено импортозамещение. Те категории товаров, которые производились в Иране, были запрещены к ввозу. Те продукты питания, которые производятся в Иране, запрещены к ввозу, например гранаты, цитрусовые. Из-за этого за последние 37 лет перестройки экономики промышленность Ирана сильно поднялась за счет потребления внутри страны. Однако продукты не рассчитаны на экспорт, в основном они подходят для внутреннего рынка, максимум — это экспорт в Пакистан, Ирак, на север Африки. Иран практически полностью себя обеспечивает, но экспортного потенциала у него нет, поэтому и такой небольшой экспорт в Россию.
Беседовали Вероника Буклей и Елизавета Паршукова
Подробнее: https://ria.ru/interview
Комментарии
Только зарегистрированные пользователи могут оставлять комментарий