О ситуации вокруг иранского кризиса

22 февраля 2006
A A A


- Ситуация вокруг Ирана была и остается напряженной. И было мало надежд на то, что иранцы примут российский план. Почему? Потому что они настаивают на том, что это их святое право, предусмотренное их членством в ДНЯО (Договоре о нераспространении ядерного оружия) — на проведение самостоятельных работ по обогащению урана. И действительно, договор не запрещает такой деятельности при условии полной прозрачности и полного соблюдения Ираном всех условий договора. Почему международное сообщество не согласно с тем, чтобы Иран это делал? Потому что ему предъявляются претензии в том, что Иран нарушил свои обязательства, что он не сотрудничал в полной мере с МАГАТЭ и что он предпринимал действия, о которых он не докладывал МАГАТЭ, что он обязан был делать. Было так или не было, вопрос спорный. И в какой мере Иран нарушал эти обязательства, по большому счету сейчас неважно, потому что сегодня имеет место недоверие к Ирану в целом, прежде всего, со стороны западных партнеров. И это недоверие очень сильное. Иран подозревается в том, что он осуществляет военную ядерную программу. Прямых доказательств этому нет, и это надо сразу иметь в виду — что Россия исходит именно из того, что прямых доказательств того, что Иран осуществляет эту военную программу, нет. Но есть доказательства косвенные, которые сегодня предъявляет Ирану Запад. В чем они состоят? Ну, во-первых, в том, что Иран не был откровенен и честен с МАГАТЭ. Значит, он что-то скрывал. Второе — сама программа ядерной энергетики, которую Иран имеет право осуществлять. Сегодня американцы не возражают против того, чтобы там строились ядерные электростанции российские, и даже несколько, подразумевая, что, может быть, и Запад их будет когда-то делать, и конкуренция на этом рынке будет. Но косвенным свидетельством является то, что эта программа, и особенно программа обогащения, будет дорогостоящей. В силу того, что она вообще недешевая. И главное — у Ирана нет своего урана, ему его надо приобретать на рынке. И есть некоторые другие свидетельства того, что Иран хочет, по мнению Запада, обзавестись собственным ядерным оружием — в частности, то, что Иран создает ракеты достаточно большого среднего радиуса действия с выходом в перспективе на баллистические ракеты. Он, в принципе, к этому уже подходит. И в этой связи ставится вопрос о том, что если создаются такие тяжелые дальнего радиуса действия ракеты, что же их начинять обычной взрывчаткой, что ли? Ясно, что там, видимо, могут быть установлены какие-то иные боеголовки. Естественно, это пока спекуляции, но спекуляции, которые имеют широкое хождение на Западе. И само главное заключается в том, что Иран, с точки зрения Соединенных штатов, является государством террористическим, спонсором терроризма, в частности, таких организаций, как «Хизболла» и некоторых других. И самое главное — это государство, которое не признает права Израиля на существование. Россия не считает Иран спонсором терроризма, но, к сожалению, те высказывания, которые сегодня делает президент Ирана, способствуют усилению недоверия к нему. Увы, это так. Но, тем не менее, с точки зрения российских интересов и российской принципиальной позиции, Иран — государство достаточно разумное, достаточно ответственно ведущее себя на мировой арене. И его позиция по ближневосточному урегулированию в отношении арабо-израильского конфликта действительно остается весьма радикальной. Но, в этом плане с Ираном надо работать. Так как это не повод для того, чтобы его изолировать от мирового сообщества и подвергать его санкциям. Чего добилась Россия своими дипломатическими действиями в последние годы? Того, что был заключен договор с Ираном о том, что все ядерное топливо, которое поставляется из России в Иран, будет возвращаться обратно в Россию — это был непростой дипломатический процесс, который был призван снять некоторые опасения Запада в отношении нашей мирной сделки с Ираном. И Иран уговорили пойти на подписание дополнительного договора к ДНЯО, суть которого заключается в том, что Иран соглашается принимать инспекции МАГАТЭ в любое время, в любом месте и без предупреждения. Иран на это пошел, но не ратифицировал договор, и сейчас этот вопрос подвешен, потому что он будет решаться в увязке с тем, как пойдут дальше дела. В этой ситуации и Иран находится в непростом положении, и Россия находится в непростом положении, потому что конфликт зашел весьма далеко с тех пор, как в Иране появилось новое, более радикальное руководство и новый, более радикальный президент. И с тех, как Иран решил возобновить деятельность по обогащению урана. И наверное, вопрос о неограниченном сотрудничестве с МАГАТЭ уже не будет стоять. Иран имеет претензии к последнему решению Совета управляющих МАГАТЭ о том, что вопрос может быть передан в Совет безопасности ООН. И теоретически это может привести к принятию санкций. Иран утверждает, что он не боится санкций. И действительно, даже в начале 50-х годов, когда были энергетические санкции против Ирана, Иран их пережил, а цены на нефть сегодня очень высокие, и Иран рассчитывает, что, во-первых, Соединенные штаты слишком погрязли в Ираке и пойти на военные действия против Ирана они не могут. И это действительно так. Это не может произойти, американцы на это не способны. Не говоря уже о том, что результаты этого, в плане усугубления и без того трудных отношений между Западом и исламским миром, будут просто катастрофическими. А если говорить о какой-то ограниченной акции — о точечной бомбардировке каких-то объектов в Иране, то они по большому счету приведут только к консолидации нации вокруг этого радикального курса. Он будет еще более радикальным и приведет к тому, что исламский мир сплотится вокруг Ирана, и будет его еще больше поддерживать. И, в принципе, будет, видимо, раскол среди других государств, которые по-разному относятся к Ирану и к тому, можно ли там применять силу. А рассчитывать на то, что Совбез будет сразу применять военную силу, нельзя. Этого быть не может. Это статья 7 Устава, а в соответствии с 6 статьей будет еще целый ряд промежуточных долгих шагов, которые будут соответствовать усилению санкций. Сначала они будут легкие, потом более сложные. Может быть, сначала произойдет замораживание активов, потом — эмбарго на покупки иранской нефти. И это вызовет, конечно, очень тяжелые последствия для мирового нефтяного рынка, и Иран об это знает. И Ирану в случае торговых санкций будет тяжело. В силу ряда причин, среди которых я, пожалуй, назову только одну — Иран не обеспечивает себя бензином: только на 40% обеспечивает, а остальное — покупает. Поэтому американские эксперты считают, что Ирану было бы целесообразнее, если он так хочет энергетической самостоятельности, вкладывать деньги не в обогащение урана, а строить у себя новые нефтеперерабатывающие заводы, которые бы производили бензин, или перестраивать старые. Но, тем не менее, как бы то ни было, Иран, безусловно, имеет право развивать ядерную энергетику и мы его в этом поддерживаем. Но факт остается фактом, что санкции скажутся одинаково плохо и на обстановке в мире, и на самом Иране, и как будет развиваться ситуация, пока сказать трудно. И о военной составляющей пока говорить сложно, потому что для того, чтобы СБ принял такое тяжелое и трудное решение, нужно время. Это произойдет не сразу и не скоро, и пройдет очень много времени, будет очень много промежуточных шагов — это в самом худшем варианте. Но самое главное — что сегодня многие государства пытаются предотвратить эскалацию кризиса, в том числе, и Россия. Сделано очень интересное и, на мой взгляд, великолепное предложение, о том, что если Иран хочет самостоятельно обеспечивать себя топливом для АЭС, он может это сделать на совместном предприятии в России. Точка зрения Ирана здесь тоже понятна. Почему Иран хочет самостоятельно обеспечивать так называемый полный топливный цикл? Сейчас же проблема не в том, создает Иран оружие или не создает. Дело не в этом. Пока никто ему предъявить реальные обвинения не может. Пока это только подозрения. А Запад выступает против создания Ираном полного ядерного цикла. Когда Иран будет обогащать уран на своей территории, на уровне более низком, чем нужно для оружейного урана, с точки зрения американцев, это будет предпосылкой для развития таких технологий, которые могут позволить повысить уровень переработки и, имея уже центрифуги, Иран сможет развивать дальше этот процесс, чтобы вырабатывать оружейный уран. И ему не хотят это сегодня позволять. Потому что есть страны, где можно получать, и по гораздо более дешевым ценам, чем самим это делать, когда у тебя ничего нет, это топливо для атомных энергостанций. Чего боится Иран? Иран боится зависимости от иностранных держав, от рынка. Он никому не доверяет. Иран привык не доверять другим государствам. Он находится в непростом положении, у него мало друзей. Поэтому он боится, что сегодня какая-то страна поставляет ему топливо, а завтра не будет поставлять. Сегодня Россия поставляет его по одной цене, а завтра скажет, что цены поднялись и потребует платить в пять раз дороже, и т.д. Или, как говорят некоторые иранские представители, может быть, на Россию окажет кто-то давление и Россия возьмет и прекратит поставки. А Иран привык полагаться на себя. Иран имеет амбициозную программу превращения страны к 2020 году в технологическую державу Ближнего Востока номер один. И у него есть для этого предпосылки. Потому что в последние годы экономика Ирана развивается весьма успешно, неожиданно успешно, несмотря на то, что он не имеет доступа ко многим современным технологиям. Кроме того, у него есть большие финансовые ресурсы благодаря хорошо известному нам фактору — росту нефтяных цен. И предложение российское вроде бы хорошее, поэтому Иран колебался: то говорил, что оно неприемлемое, то говорил, что будет его рассматривать, то отказывался присылать делегацию, то она все-таки приехала. Но в чем проблема с этим предложением? Ведь это только идея. Значит, речь идет о том, что Иран на паритетных началах будет, как я предполагаю, потому что точной информации по этому вопросу не было предоставлено, осуществлять административное руководством процессом обогащения ураном, я имею в виду завод, и руководство финансовым менеджментом. То есть, менеджмент будет паритетным. Но иранские специалисты не будут допущены к тем технологиям, из-за которых, собственно говоря, весь сор-бор и разгорается. Это чувствительные технологии обогащения, к которым Россия, естественно, не собирается допускать Иран. Иначе, зачем было его производить на нашей территории, пусть бы он производил на своей. И я думаю, что это препятствие номер один. Потому что Иран, естественно, как я думаю, будет настаивать на том и, наверное, настаивает, чтобы иранские ученые были допущены к технологии обогащения. И второе обстоятельство заключается в том, и, как можно предполагать, Россия договорилась об этом с Соединенными штатами, чтобы получить поддержку этого проекта со стороны США, и американцы его поддержали, но тогда, когда Россия сказала, что мы будем выдвигать требование, чтобы Иран приступил к реализации этого проекта, только заморозив переработку, которую он сегодня проводит, заморозив обогащение урана на своей территории. Иран, как я полагаю, и у меня есть такая информация, пока с этим не согласен и таких обязательств давать не хочет. Но сегодня есть и некоторые другие технологии прорыва. Во-первых, как заявил руководитель МАГАТЭ Барадеи, может быть, поможет как-то уговорить Иран то, если ему дадут осуществлять конверсию урана в очень ограниченных масштабах на своей территории, под жестким наблюдением МАГАТЭ и только в исследовательских целях — не промышленную конверсию осуществлять, а обогащение урана в исследовательских целях, что даст возможность иранским ученым развивать эти технологии, которые им могут пригодиться. Это один прорывной момент. Есть еще вторая прорывная идея, которая пока не обсуждается, но рассматривается аналитиками в контактах между российскими и западными учеными — я только в понедельник вернулся с таких переговоров. И там рассматривалась такая идея — а что, если Иран уговорить принять российское предложение, предоставив ему паузу, если он обязуется не предпринимать никаких шагов по конверсии урана на протяжении определенного периода времени? Допустим, 8–10 лет. Но ему дают определенные шансы, так как полной 100-процентной гарантии быть не может — на то, что если он в течение этого времени вернет к себе доверие международной общественности, полностью сотрудничая с МАГАТЭ, то он через этот промежуток времени сможет самостоятельно заниматься конверсией и перенести это производство на свою территорию. Вот это объем тех проблем, которые сегодня рассматриваются. Рассчитывать на легкое и быстрое решение этого вопроса не приходится. Сейчас будет идти тяжелый переговорный процесс. Естественно, что после возвращения иранской делегации из Москвы иранское руководство будет взвешивать все за и против, и мне кажется, что предугадать развитие ситуации очень трудно. С одной стороны, Иран не боится санкций и готов идти на риски. С другой стороны, иранское руководство достаточно разумное и вряд ли заинтересовано в каком-то новом кризисе. Но если говорить о военном сценарии, то мне кажется, что сегодня к этому никто не готов. И я скорее был бы склонен такой вариант исключить, чем его рассматривать. Виталий Наумкин, руководитель Центра арабских исследований Института Востоковедения РАН: МиК, 22.02.06.
Поделиться:

Ещё новости

Обнаружили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии

Только зарегистрированные пользователи могут оставлять комментарий

Подписка

Подписывайтесь на наш Телеграм-канал для оперативного получения новостей.